— Алька сам позвал меня!
— Но это умеючи можно всегда подстроить! — доверительно шепнул Филипп Андреевич. — К тому же, он позвал до первого чуда! А дальше?.. То-то! И наконец последнее: почему в момент атаки в лагере остался именно ты, причем один?
Я поднял голову и растерянно посмотрел на Давлета, не зная, как действительно объяснить эти совпадения, хотя порознь они объяснялись очень просто.
— Тебя спокойно связывают и...
— Я дрыгался!
— Но этого никто не видел! То, что Егор Семеныч тебя развязал, — лишь полдела!.. Кстати, я не совсем понял, как это кошка размяукалась до такой степени, что старик услышал?.. Нет-нет, Ушки, я тебе верю, но хочу знать все!
— Я ей хвост давил, — смущаясь, пояснил я.
— Связанный-то?
— Да. Я заманил ее вот так в ванну, — я поскреб пальцем стол, — поймал и давил.
— В самом деле? — удивился Филипп Андреевич. — Что-то новое в истории человечества! Гуси спасли древний Рим, а кошка — военно-морской лагерь «Ермак»!
Какое-то время мы молча следили за тем, как группа подводников во главе с мичманом Фабианским, борясь с волнами, на шестивесельном яле вылавливает отпущенные шлюпки, потом Филипп Андреевич вдруг спросил:
— А ведь хотелось, небось, выстрелить по зеленым, а?
— Хотелось.
— Представляю!.. А ведь патроны холостые!
— Как, холостые? — удивился я.
— А вот так: холостые — и все!
— То есть они бы не убили?
— Конечно, нет!
— Вот оно что-о! — протянул я, огорчаясь и одновременно радуясь тому, что если бы даже и выстрелил в «зеленых», то ничего бы страшного не произошло.
— Только чш-ш, между нами! Командирский секрет! Ружье нам здесь необходимо, но с холостыми патронами надежнее... А если Алька не у них? — вдруг усомнился Давлет. — Тогда что?
— У них!
— Да?.. Ну ладно! Черти, не дали нам опериться. Ведь мы только-только из скорлупы начали вылазить!.. Ох, и не обрадуются они, когда мы станем на крыло!.. Кого я вижу! — воскликнул вдруг Филипп Андреевич, поднимаясь, отставляя ружье в угол и выходя на балкон. — Игорь Петрович!
По нижней дороге к плацу неторопливо шел, держа в руке темную шляпу, невысокий худощавый человек, с черной и такой мощной бородой, что она, казалось, утяжеляла голову. Он помахал Давлету шляпой. В это время примчался мичман Чиж и с земли доложил, что из кубриков пропало двадцать пять роб, одиннадцать ремней и три пилотки — больше ничего.
— Понятно, — кивнул начальник. — Ударили по самому больному — по нашей морской сущности. Молодцы! Ну, ладно, наводите порядок, а об остальном я позабочусь.
— Есть! — И мичман Чиж убежал.
Давлет спустился вниз, навстречу художнику. Они сошлись у мачты и звучно шлепнулись руками, поднятыми для приветствия еще за несколько шагов.
— Салют, Игорь!
— Привет, Фил!
— Ну, как ты, отлежался?
— Да, спасибо! А у вас тут, гляжу, какая-то паника!
— Есть немного.
— Что?
— Воевали.
— A-а! Ты бы и Альку моего привлекал к этому делу. Правда, он и так не из неженок, но все же.
— Уже привлек.
— Да ну? Замечательно!
— Ты на своей машине? — спросил Давлет.
— На своей.
— Давай съездим за ним.
— А что с ним? Куда? — насторожился художник.
— Да тут в одно местечко. Алька выполнял спецзадание, — пояснил уклончиво Филипп Андреевич.
— Да что ты говоришь? — удивился художник. — И как?
— Его в плен взяли.
— В плен? Ха-ха-ха! — рассмеялся Гурьев. — Это же прекрасно! Попался, значит, интеллигент. Ох, и поскулю же я над ним! Его работа? — вдруг спросил он, кивнув на балкон.
— Его.
Сделав по ГКП несколько шагов, художник поизучал морскую карту, кособоча голову, потом заключил ;
— Сносно.
— Вообще блеск! И Посейдон его!
— Ну-ка, ну-ка! — Художник покружил вокруг бога морей. — Физиономия хороша! А вот усы длинноваты — за спину отдувает. А может, и ничего...
— Ты, надеюсь, насовсем к нам?
— Если примете.
— О чем речь. Дел хватит на целую артель художников!
— Это хорошо. Ну, едем?
— Едем!
И они, беседуя, отправились назад по нижней дороге. Тут же мичман Чиж заменил меня, и я со всех ног понесся на мыс, где все еще сидела ничего не знавшая, но наверняка встревоженная двумя выстрелами и исчезновением флага троица. Они прямо накинулись на меня с расспросами. Я начал с самого поразительного, с того, что среди напавших на нас был Федя и что, значит, это он привел своих по тайной тропе дяди Вани.
— Врешь, Плюшка-в-сараюшке! — крикнул Димка, хватая меня за грудки и встряхивая. — Этого не может быть!
— Вот это да-а! — испуганно протянул За доля.
— Хорош братишка! — заметил Земноводный.
— Предатель! — прошептал Димка.
— Не предатель, а у него свой лагерь! — рассудил я, уже обдумавший все это заново.
— При чем здесь лагерь? — возмутился Баба-Яга. — Он предал меня, брата! И тебя, друга!
— Значит, есть на свете что-то больше, чем просто брат и друг! — возразил я.
Димка нахмурился.
— Как это?
— А так, что там, в лагере, у него появилось, наверно, сто братьев и сто друзей! А это в сто раз больше, чем один друг и один брат!—развивалась моя мысль.
— Сто? — поразился Димка.
— Или двести!
— Вот это да-а! — опять протянул Мальчик Билл.
— Значит, что — он не любит меня? — спросил Димка.
— Как это не любит? А пирожки забыл? Не любил бы — не принес! А то вон целый пакетище!
— Все равно предатель! — просопел Димка.
— А если бы нам первым пришло в голову сделать разведку в «Зарницу», ты бы пошел? — спросил я.
— Конечно, бы! И еще как!